FIFA WC (ворлд кап) 2018 - Борис Бурный

Она не захотела или не решилась ответить. Просто добавила звук и, смеясь, подпела радио:

– Ай кэнт резист!

Так и ехали до Митино веселясь, дурачась и слушая джаз.

Если одни сейчас ехали под хорошую музыку, то для противовеса обязательно нужны те, у которых в ней не было необходимости.

Итак: стена. Кровать у стены. На кровати раком стояла «крашеная» Тамара. Сзади ее употреблял мускулистый, покрытый густой шерстью человек, с лицом кавказской национальности. Она кричала, как в немецком порно, он наоборот молчал и отрешенно смотрел прямо перед собой на стену, где висело фото. На старой фотографии в рамке сидели, прижавшись плечами и чуть склонив друг к другу головы в форме красноармейцев времен ВОВ, молодой мужчина и совсем юная девушка, очень похожая на Тамару.

…Идет бой, девушка-медсестра тащит почти неподвижного, раненого военного подальше от передовой к санбату. Он хрипит из последних сил:

– Сестренка, ты меня здесь брось… тяжело тебе… только зазря себя погубишь.

– Молчи, комиссар, силы не трать. Как я тебя брошу? Ты же знаешь, что с комиссаров немцы кожу живьем сдирают, а ты красивый такой, вон осталось совсем чуть-чуть…

В этот момент слышен свист подлетающего снаряда, она бросается на него, закрывая собой от взрыва…

…Живой и бодрый комиссар с медсестрой усаживаются на стулья перед большой фотокамерой на треног. Военный радостно, взахлеб рассказывает фотографу, пока тот устанавливает свет:

– Томочка – мой ангел, хотя и комсомолка. Но я теперь точно знаю – комсомолки могут быть ангелами.

Они прижимаются плечами, чуть наклоняя друг к другу головы. В гимнастерке у девушки левый рукав пустой. Фотограф делает снимок и тот застывает в рамке на стене спальни.

Сквозь громкие вопли Тамары настойчиво пробивался рингтон песни «С чего начинается Родина». Она, стоя в той же позе, левой рукой взяла телефон и глядя на экран сказала, чередуя слова со стонами:

– Лемочка, это а-а-апять по билетам… а-а-а-а… звонят, надо а-а-атветить.

– Говори! – скомандовал Лема, не прекращая фрикций.

Димон, как только увидел Тамару на экране своего смартфона, визгливо закричал, совершенно не обращая внимания, на абсолютно отрешенное выражение ее густо накрашенного лица:

– Тамара, ты пипец меня подставила! Я – Дима Смолин и я не гопник, я – барыга! У меня пол Москвы отоваривается, а среди них есть серьезные люди. Если кто-то узнает, что я им паленые билеты продаю, все кончится! А я не хочу терять клиентов! У меня бизнес честный! … Что случилось? Я тебе скажу, что случилось! У меня сотрясение, а Славяну он, как минимум ребра сломал. И еще ты на дверь попала! Этот лох, оказался не лох! Тамара, у меня нет этих гребанных билетов, но у меня теперь есть геморрой из-за тебя…

Тамара, не дослушав отключила телефон. Но за секунду до того, как видеозвонок прервался, у Димона на экране смартфона из-за ее головы показалась мужская.

Лема резко толкнул ее в задницу и девушка упала на живот. В грязно-белых носках он встал с кровати, подошёл к своей одежде и сразу (потный и липкий) надел трусы, рубашку, брюки. Вся его одежда черного цвета и только мокасины ярко-красные. Он по-настоящему был взбешен и не в силах себя сдержать, перешёл на крик:

– Как это нет билетов? Ты что, сучара бля, пидораска! Я уже людям сказал, что буду на полуфинале и на финале. Я что типерь – баклан? Двадцать пять тысяч тибе дал! Ты сказала билеты у тибя. Ты меня что, наибала?

Лема замолчал, вперил долгий взгляд в Тамару, и после тягостной паузы продолжил зловеще вполголоса:

– Полуфинал послезавтра. За билетами я заеду перед матчем.

Кавказец сделал из пальцев пистолет, выстрелил из него в девушку и, зло улыбаясь, вышел.

Левый. Как-то вокруг не так…

Правый. Как это не так? Все так. Хорошая музыка, хорошая девушка, бандиты, кажется, закончились – живи и радуйся.

Левый. Все равно как-то немного уныло, не хватает чего-то… а, ну конечно! Посмотри – пальм нет!

Правый. Какие пальмы, ты в своем уме? Ты помнишь, что здесь зимой творится? Пальм ему не хватает! Не дури, давай!

Сонливость, которая еще не так давно одолевала Антона куда-то испарилась, а докучливая эрекция наконец-то совсем от него отстала и это радовало. Порою Антон задавал вопросы о стадионах, зданиях и развязках, появившихся в Москве со времени его крайнего приезда. Но, как оказалось, за последние восемь лет больше снесли, чем построили. А что, может город по-тихому стали беречь? Свернув на Пятницкое, Алена спросила:

– Куда теперь?

Правый. Смотри, церковь построили! Когда успели-то?

Левый. Как когда? Давно уже. Помнишь, мама рассказывала как она на церковную службу прямо в поле ходила под дождем и снегом? Дичь какая-то!

Правый. Ни какая не дичь!

Левый. Да, таким как ты все в радость!

Пока Антон оглядывался и дивился, Ё- мобиль уехал достаточно далеко. Алена притормозив, перестроилась в правый ряд и повторила вопрос.

– Нам нужен поворот… на Дубравную улицу… так кажется.

– Хорошо, вот она, а дом ты помнишь какой?

– Да, вот зелененький, последний подъезд.

– Это по твоему зелененький? Скорее он серенький с зелеными вставками… ну ладно. Хорошо, еще бы теперь припарковаться. Ты тогда выходи, а я где-нибудь приткнусь.

Левый. Давай ее с собой позовем?

Правый. Давай.

– Может, пойдем вместе? – как-то робко у него получилось.

– Пойдем, пойдем. Только место найду. – зато у нее бойко.

Метров через сто, в конце дома у магазина место нашлось и Алена по-женски – с третьего раза задом втиснулась между автомобилями. Когда забирали вещи, Антон замешкался, пытаясь распределить рюкзак, куртку, альбом и мяч в две руки. И опять пришла на помощь девушка. Сначала взяла альбом, но осознав насколько он тяжелый, «ох и ни хера себе», поменяла его на футбольный мяч. У двери в подъезд, почему-то выкрашенной в ярко-красный цвет, Антон принялся изучать инструкцию пользования домофоном и Алена, явно демонстрируя свое превосходство, спросила:

– Какой номер?

– Один, два, четыре.

Девушка набрала цифры и они застыли в ожидании. Пропищав несколько секунд зуммером вызова, домофон ответил сиплым женским голосом:

– Что вам угодно?

– Элеонора Эльяновна, здравствуйте! Это Антон! Еще не очень поздно?

– Что вы, Антоша, – вальяжно, почти нараспев, заговорил домофон, – еще очень не поздно, но я уже очень психую – не случилось ли чего? Как вы долетели? Это просто немыслимо пережить такой перелет – бедный мальчик! Елена, когда от вас возвращается, целую неделю на зомби похожа. Она мне сегодня уже два раза по скайпу звонила, спрашивала, когда вы появитесь. Но откуда я могу знать?

– Элеонора Эльяновна, а можно войти?

Из домофона раздался короткий смешок, затем он быстро пикнул два раза, зажег светодиодный сигнал «OPEN». В двери щелкнуло, Алена подсказала – тяни, видя его замешательство, и они вошли в подъезд. Лифт ждал их внизу. Сразу, после нажатия кнопки, открылись двери в полутемную кабину.

Правый. Песню хочу поставить.

Левый. Ставь, а какую?

Правый. Дезайе.

Левый. Йеллоу?

Правый. Нет.

Левый. А чью, Радиорама? Или ЮТУ?

Правый. Не гадай, сейчас услышишь.

Левый. Да, ставь быстрее уже!

Антон нажал на восьмерку. Лифт слегка дернулся, застонал и пополз вверх. Вдруг в обеих головах зазвучала «Desire» Jo Jo Effect. Песня длинная, тягучая, как мед, а они ехали и ехали, смотрели глаза в глаза и нравились друг другу. В какой-то момент им показалось, что стены лифта стали прозрачными и они поднимаются вверх прямо среди голубого неба. Вокруг облака, летают ласточки, и лифт, чуть раскачиваясь, плывет и плывет ввысь. Но стоило песне закончиться, как кабина замерла, а двери разъехались со скрипом и грохотом.

– Выходим? – удивленно спросила Алена.

– Да, – ответил немного ошалевший Антон. У него возникло ощущение, что до восьмого этажа они добирались минут пять не меньше. Он бросил взгляд на девушку и даже собрался задать ей вопрос – а что это было?, но вовремя спохватился.

Железная дверь с номером 124 ждала их, открытая настежь. На пороге стояла ЭЭ, сморщенная дама, которой здорово за шестьдесят, с короткой стрижкой и сигаретой в руке. Она, протянув руку Антону поздоровалась по-мужски и кивнула Алене, жестом приглашая войти.

Правый. Смотри, она почти не изменилась, только усохла немного и все!

Левый. Здесь так принято, не меняться.

– А я вижу Вы с барышней? Она по-русски говорит?

– Еще как! Скажи что-нибудь!

– Гав! – Алену не обрадовало, что о ней говорят в третьем лице.

– О, да у вас обоих большой гормональный взрыв. – Мгновенно просекла ЭЭ, – хотите чаю с мятой фитилек притушить?

Антон вопросительно посмотрел на спутницу, она пожала плечами: